"Голова катилась, как футбольный мяч": Правда о застенках СБУ и судьбе "азовцев"*

"Показывали иностранцам, как животных в клетке"

Посечённые снарядами стены и заборы, клубы пыли от военной техники на дороге. Кременная. Вход в городскую администрацию завален мешками с песком. Слышны взрывы, но темноволосая женщина в футболке с принтом-Чебурашкой явно к ним привыкла.

Мы сидим в её кабинете. На столе – русский и луганский триколоры, за спиной иконы, флаг со Спасом Нерукотворным. Женщина показывает книгу: "Расстрелянное детство Донбасса". На страницах – фотографии детей, погибших от обстрелов.

Седьмая школа Луганска, которую расстреляли дважды… Егорушка… Александра… Ванечка… Они стали частью моей жизни. Сейчас я покажу вам Кирюшу. Он закрыл собой сестричку… Ванечка Поляков, такой светлый мальчишечка…А вот этих деток даже фотографий не осталось, они погибли со всей семьёй,

– тихо называет она имена, листая страницы.

Книга "Расстрелянное детство Донбасса". Фото: Царьград

Юлия Назаренко, глава администрации Кременского района ЛНР. Пока ещё "исполняющая обязанности". Фактически с этой должности она когда-то попала в застенки СБУ.

Обращались очень интересно… Зубы выбиты. После тюрьмы я не ходила ногами почти два месяца. Спина так болела, каждая клеточка. Били, чтобы я рассказала, кто со мной был вместе. (…) Помню, везли с Лисичанска, с подвала, в Харьков. Два милиционера на передних сиденьях и двое со мной на заднем. Надели мне наручники так… В общем, что посинели ногти – это ничего не сказать,

– вспоминает моя собеседница.

Через всё это она прошла за проведение референдума о самоопределении в 2014 году. И ещё за то, что пыталась защищать своих жителей от беспредела боевиков АТО.

В тюрьме с Назаренко находились и другие "политические", и торговцы людьми, и воры. С "политическими" обращались хуже всего.

Когда приезжали иностранцы, нас им показывали, как животных в клетке. По-белому застелить постели, встать смирно… А те приезжали почти каждый день на представление. Им рассказывали, как всё замечательно, нас хорошо кормят. Нам самим говорить не давали. А что мы избитые… А им это нужно? Им нужно галочку поставить, что посетили, видели. Их нам не представляли, но по речи – приезжали и болгары, и англичане, и итальянцы. Всем им было любопытно,

– спокойно излагает она.

Юлия Назаренко. Фото: Царьград

А потом Юлию обменяли на украинских боевиков. Не сломаться удалось, говорит, только благодаря поддержке семьи. Так везло не всем:

Когда "выходили" на обмен, с нами была крошечная такая женщина из Черниговской области, вся в синяках. Она на работе вслух усомнилась в политике Порошенко. Через полчаса она была в суде и арестована на 2 месяца. "Мамка" (как женщина её называла) в камере била её до потери сознания. От женщины этой отказались муж, дочь, вся семья. Она потеряла всё.

После обмена – два месяца лечения, потом служба уполномоченной по правам ребёнка в ЛНР. Права эти Юлии приходилось отстаивать у войны, разрушающей жизни и психику:

У одного мальчика погибли родители, и бабушка его очень берегла. Однажды они шли по улице, начался обстрел. Бабушка ребёнка накрыла собой, а мужчине рядом осколком оторвало голову. Мне потом этот мальчик рассказывал: "Я смотрю – голова катится. А я не знаю, мне смеяться или плакать: голова катится, как футбольный мяч". Посттравматический синдром у детей – это так страшно!

Её родная Кременная тоже понесла потери. Обстрелы унесли жизни шестерых детей. Заживо сожжены старики в доме престарелых. Погибла семья: двое годовалых близнецов, сестричка семилетняя и сосед.

Прилетели два "хаймарса" – и нет ни родителей, ни детей. Оплакивал их весь район. Что сделали Украине годовалые близнецы? Их просто убили, просто убили…

– качает головой женщина.

После освобождения Кременной Назаренко вернулась на свою прежнюю должность. Её город под обстрелом, в нём нет воды, света, связи. Из окна кабинета, где мы сидим, видны руины музыкальной школы, в которую когда-то ходил её сын. Тоже "хаймарсы"… Среди обломков здания – нотные тетрадки, чехол от скрипки, стулья актового зала... Директор школы каждый день приходит сюда и плачет. Она работала здесь 20 лет.

Разрушенная музыкальная школа. Фото: Царьград

"Командиры договорились"

Обычный с виду парень в махровой толстовке. Коротко стрижен, немного небрит, на вопросы отвечает вежливо и даже охотно. Слегка "шокает", но в целом – вполне чистая русская речь. Не улыбается, но и глаза не прячет. Мы сидим в комнате для допросов: зелёные стены, привинченные к полу стулья, яркое солнце из зарешечённого окна.

Условия нормальные, кормят вкусно. Меня тут, по идее, вообще должны были убить, но кормят, даже вот одевают. Относятся нормально. Чувствуется, что недолюбливают, ну я их тоже понимаю: слышу за окном прилёты, обстрелы частые,

– излагает мой собеседник.

Его зовут Игорь Лема, и он "азовец"*. Служил оператором БПЛА. В прошлом мае они с сослуживцами вышли из "Азовстали", чтобы сдаться русским в плен среди обугленных руин Мариуполя. И уже больше года бывшие побратимы ему – сокамерники. Ну, те, кого ещё не обменяли.

Мы боялись, конечно, что расстреляют, но командиры сказали, что обо всём договорились и через 3-4 месяца нас обменяют, мы поедем домой, всё будет нормально. Но осенью обменяли только офицеров, солдаты и сержанты здесь до сих пор,

– делится обидой он.

Игорь Лема. Фото: Царьград

Лема родился во Львове. В тюрьме, уверяет, понял: мама была права. Не надо было в "Азов"* идти, но ничто же не предвещало плохого. И деньги платили приличные, и вообще типа круто – спецназ!

Его, католика, не смущал ни идол Перуна в расположении части, ни националистические лекции. Сам, говорит, преступлений военных не совершал. Разве что видел как-то в комнате для совещаний в их КПД лужу чёрной крови и слышал, что здесь до смерти "допросили" русского корректировщика. Но решил, что шутят. Только потом, дескать, узнал, что тот действительно умер от пыток. Ну и в тюрьме наслушался про преступления от сокамерников, сам удивился. Теперь ждёт своего обмена.

Хотелось бы вернуться домой, увидеть родителей. А там любыми способами, через комиссию, уволюсь, воевать не пойду,

– делится он планами.

"Азовец"* уверяет: послушал Путина, почитал историю России, понял, что мы не такие уж разные. А я вспоминаю Мариуполь. Заминированные подъезды Азовстальской улицы, пробитые гранатами ходы между квартирами, изнурённые старики в подвалах, дворы, заваленные снарядами и трупами. Безумие в глазах выживших, чёрные руки мёртвых. Так, прихватив заложников, отступали побратимы Лема и, возможно, и он сам. А потом их снайперы не подпускали к этим дворам ни медиков, ни МЧС.

Заминированные подъезды Азовстальской улицы (конец апреля 2022 года). Фото: Царьград

Спрашиваю: а что будет, если русские дойдут до Львова?

Местные захотят присоединиться к Польше. Поляки вообще считают Львов своим городом, они его строили частично,

– спокойно отвечает Игорь.

Лема в курсе: поляки – шовинисты, для них украинцы – второй сорт людей. Но всё же уверен, что его земляки скорее согласятся быть отбросами в Польше, чем станут полноправной частью Русского мира. И он не сомневается: Русский мир отпустит их без крови.

И мой последний вопрос ему. Чисто эмпирически: что сделали бы его побратимы с Донецком и Луганском, если бы Украина туда зашла?

Тех, кто служил в армии и госструктурах, вылавливали бы и "закрывали". Насколько я знаю, в Украине за коллаборацию дают пожизненное. Я задавал себе этот вопрос: если мы сюда зашли бы, что делать с людьми? Местные просто так не поддадутся. Началась бы партизанщина, было бы продолжение, только намного хуже, с репрессиями,

– признаёт он, прекрасно зная, что в Донбассе ушли на фронт практически все, а кто не ушёл – помогает армии. То есть для Киева все здесь – коллаборанты. И что-то мне подсказывает: несмотря на то что "азовца"* в тюрьме и кормят вкусно, и относятся нормально, вряд ли он отказался бы в этих репрессиях поучаствовать.

Что с того?

Игорь Лема с побратимами сейчас сидят в русской тюрьме, их вкусно кормят и одевают. Их командиров вообще обменяли. Их бывшие сослуживцы продолжают разрушать русские города.

Сколько же душевных сил нужно, чтобы на пути к Победе не превратиться в их отражения, не стать самим чудовищами, глядя на фотографии убитых детей, на разрушенные жизни? Многие из нас сейчас ищут в себе ответ на этот вопрос.

Но важно помнить: мы идём к Победе для того, чтобы в тюрьмах никогда больше не пытали людей. И чтобы дети Донбасса научились играть, не боясь обстрелов. Чтобы снова заработали школы. Чтобы в Кременной открыли бальнеологический курорт, как мечтает Юлия Назаренко, а старики приезжали бы сюда восстанавливать здоровье.

И Победа обязательно будет. Мы просто не можем проиграть.

*Террористическая организация, запрещённая в России